Политическая наука динамично развивается. Исследователи осваивают новые методы, заимствуя их из других научных областей, причем не только из социальных наук. Однако до сих пор политология не признает религию, как одно из своих направлений, хотя большинство вопросов, связанных с религией, по сути, являются политическими. Возможно, у политической науки излишне светский подход, а, может, и вовсе нужна отдельная междисциплинарная область про политологию и религию?

Именно этим вопросом и задается Стивен Кеттель в своей работе, пытаясь понять ценность создания «политической науки о религии».

Начиная с описания проблемного поля, автор проанализировал мировые исследовательские ассоциации по политической науке и выяснил, что из 40 наиболее крупных, по его мнению ассоциаций, религия в рамках политологии изучается только в 10:

Кеттель утверждает, что в значительной степени такое положение дел объясняется траекторией развития политической науки, а именно её светским происхождением и фактом исключения взаимодействия с религией, которая, по мнению автора, уводила бы исследователей от основного предмета изучения политической науки.

Несмотря на возрастающий интерес, сегодня религия всё ещё уступает по популярности, как традиционным вопросам политологии, так и новым веяниям, таким как упор в натуральные эксперименты или в математизацию в виде теории игр или анализа больших данных. Однако, несмотря на все тот же возрастающий интерес, политологи избегают соблазна попробовать выработать отличительную «политическую науку о религии», сходную с той, которая существует в других дисциплинах в области социальных наук.

Объясняется это тем, что политологи должны не просто уделять больше внимания религиозным вопросам, но их усилия должны быть меньше направлены на создание новых и исключительных исследовательских областей и в большей степени на дополнение и вливание более широкого поля исследований религии на их собственные дисциплинарные инструменты, методы и проблемы. Грубо говоря, автор говорит, что можно создавать отделения по изучению религии в ассоциациях, но зачем создавать новую область?

Такие размышления ни в коем случае не означают, что политологи должны опасаться исследований религии, опираясь на соответствующий опыт социологии или философии. Однако это означает, что все, кто участвует в исследовании религии, должны, по крайней мере, прилагать усилия к тому, чтобы хорошо ознакомиться с центральными проблемами, стоящими в этих областях, в той мере, в какой они касаются религиозных дел, даже если это немного выходит за пределы политической науки.

Таким образом, главный аргумент этой статьи заключается в том, что политологи должны придерживаться многодисциплинарного подхода к религиозным вопросам, который позволяет исследовать вопросы религии методами и знаниями, полученными из политической науки, но в тоже время позволяет избегать соблазна создать «политическую науку о религии». Поскольку политическое влияние религии не проявляет никаких признаков ослабления в предстоящие годы, необходимо более глубокое изучение религии в политической науке и так можно сказать, что отсутствие отличительной «политической науки о религии» вполне может оказаться преимуществом для исследователей политической науки.

Крах Советского Союза и советского блока вместе с экономическим открытием и реформой Китая являются наиболее значительными политическими событиями последней четверти XX века в том числе и из-за возвращения религии в повседневную жизнь граждан этих стран.

Кэрри Коэсель отмечает, что Россия и Китай — идеальные кейсы для изучения отношений между религией и авторитарным режимом, так как эти страны, по мнению автора, создают изрядные трудности для религиозных деятелей, а также потому, что они различаются по своим политическим культурам, религиозным профилям и истории отношений между религией и режимом. Так, благодаря этим сходствам и различиям автор ставит цель выявить динамику отношений между религией и авторитарным режимом.

Вторая модель соотношения религии и режима предполагает, что авторитарные лидеры взаимодействуют с религиозными группами, как с политическими соперниками. Это означает, что вместо того, чтобы обращаться к механизмам принуждения и подавлению политических оппонентов — тактике, которая может усилить оппозицию и вызвать коллективные действия — «диктаторы побуждают эти группы навязывать свою заинтересованность в статус-кво».

Третья модель отношений религии и авторитарного режима определяет гораздо более конкурирующие связи. В данной модели авторитарный режим пытается подмять религию и религиозных деятелей под себя, а те, в свою очередь, стремятся оспаривать право и способность автократов править. В этой модели конфликтные отношения объясняются тем, что некоторые авторитарные режимы основаны на идеологиях, которые открыто враждебны по отношению к религии.

Несмотря на хорошую описательность поля, все три модели довольно статичны к взаимоотношениям между религией и режимом — они не могут объяснить повседневное взаимодействие между религиозными и политическими субъектами, что в свою очередь пытается описать Коэсель.

Данная работа показывает, что на субнациональном уровне разворачивается динамичный процесс обмена, в котором государственные чиновники и некоторые амбициозные религиозные лидеры объединяют различные ресурсы для обеспечения взаимных стратегических интересов. Здесь автор приходит к вполне ожидаемому выводу, что религиозные лидеры и власть становятся неожиданными и зачастую важными финансовыми партнерами.

Второй же вывод вытекает из первого и говорит, что не вопросы веры зачастую формируют отношения между авторитарным государством и религиозными группами, а фактор стратегических интересов: религиозные группы предлагают общественные блага в обмен на ограничение вторжений со стороны государства, а субнациональные власти предлагают субсидии в обмен на открытую поддержку и легитимность. Это не означает, что религиозные группы в России и Китае не заинтересованы в духовных вопросах, но означает, что из-за ограничений, налагаемых нынешним режимом, религиозные деятели должны сначала привлечь государство к более практическим вопросам.

В-третьих, исследование показывает, что сотрудничество между религией и режимом не только становится все более распространенным явлением, но зачастую является оптимальной стратегией на субнациональном уровне, где сотрудничество происходит из-за того, что религиозные организации и власть стремятся к стабильности и легитимности своих полномочий. Данный вывод, впрочем, распространяется не только на доминирующие религии, но и на локальные, если у них, конечно, есть, как выражается автор, «козыри», которые они могут предложить режиму.

Таким образом, автор показывает, что, в сущности, в авторитарных режимах, религия и политика не стараются конкурировать, а ищут возможности для игры с ненулевой суммой, а именно ситуацию с выигрышем для обеих сторон.