Мы уже ссылались на социолога Михаила Соколова, поэтому сделаем это еще раз. В статье «Провинциальная и туземная наука», написанной в соавторстве с Кириллом Титаевым, речь снова идет больше о социологии, но его выводы о региональных школах вполне применимы и к политической науке. Почему из регионов мы чаще всего получаем пространные размышления вместо проведённых по конкретным методикам исследований? Почему федеральные СМИ предпочитают обращаться за комментариями к столичным экспертам, а Кремль заказывает региональные исследования у московских фондов и центров, ведь, казалось бы, – местным провести это проще? Для того, чтобы приблизиться к разгадке проблемы, важно понять, чем сегодня живёт политология в регионах и что мешает проводить исследования академическим политологам.

При проведении исследования одним из главных вопросов является выбор методологии, в рамках которой оно будет осуществлено. Зачастую выбор методологии определяется набором штампов: наличие литературы на русском языке (переводы несчастного Парсонса), «у нас вся кафедра использовала эту методологию», «только в ней я разбираюсь, потому что написал(а) кандидатскую диссертацию в рамках её». Вот и получается, что любимой методологией очень часто оказывается, например, структурный функционализм, который при всех его достоинствах не поспевает за временем. Слово «конструктивизм» - вообще запретное, им можно вызвать политологического сатану. Казалось бы, есть неоинституционализм – понятный и многогранный, но академические политологи из регионов не научились им пользоваться. Трактуя понятие «института» в неоинституциональном ключе, по факту университетские политологи занимаются изучением института в рамках «старого» институционализма – ведь проще провести анализ законодательных документов и деятельности государственных органов в плоскости интересующего вопроса, нежели заняться изучением реально существующих практик. И здесь мы подходим к фиксации второй проблемы.

Чтобы изучать реально существующие практики, нужно спуститься с небес на землю – то есть сойти с кафедры в «поле» для проведения исследования. И здесь тоже мы видим ту же несостоятельность. Количественными методами не только в регионах, да и в столицах похвастать мало кому под стать. А качественные ограничиваются рассылкой опросника коллегам-политологам с 2-3 открытыми вопросами. Если уж нет понимания, как пользоваться методологией, то её можно хотя бы аккуратно перенести из похожей диссертации, а вот если не умеешь проводить исследование посредством конкретных методов – то тут уж неоткуда переносить. Вот и возникают различные «исследования» с анонимными (зачастую несуществующими) экспертами, отсылками к статистическим данным без их обработки и глубокого осмысления, но зато с выводами, не противоречащими похожим исследованиям.

Существование двух крупных профессиональных сообществ политологов – РОП и РАПН – возможно, имеет смысл в столичной реальности, где, по сути, ВУЗы распределены между ними. Ни для кого не секрет, что основную массу РАПНа составляют преподаватели и студенты ВШЭ, МГИМО и РАНХиГС, а «костяк» РОПа составляют МГУ-шники. Но в регионах, где подготовку политологов осуществляют 1-2 учебных заведения, трудно провести разграничительную линию между профессиональными сообществами. Возглавляя или являясь членом региональных отделений и той, и другой организации, политологи вынуждены посещать их мероприятия – только со съезда РОПа вернёшься, тут же конференция РАПНа намечается. И вот в таком состоянии вечного «услужить всем», чтобы иметь какие-то преференции, находятся региональные политологи, что заметно растрачивает силы для действительно важных дел. Есть ли в этом вина политологов из региона – лишь отчасти; выйти из этого порочного круга сегодня невозможно – так устроены правила игры в профессиональном сообществе.