Тут можно говорить с разных точек зрения. С институциональной точки зрения она есть: есть кафедры, защиты по политологии, своя ассоциация и так далее.

С другой стороны, я думаю, почему я так мог Вам ответить тогда, кроме того, что я над вами подшучивал. В этом вопросе есть проблема, которая заключается в том, что политическая наука – это калька с political science. У термина «political science» есть содержание, которое определено той наукой, которая развивалась в США и в Великобритании с конца 19 века. И с этой точки зрения, политическая наука у нас – это нечто только зарождающееся. Когда я начинал заниматься политологией, ее фактически не было. Условно говоря, я учился не по учебникам, а по книге Владимира Гельмана «Россия регионов». Никаких толковых учебников не было, и эта книга стала для меня неким откровением, невольно задался вопросом: «чему же меня на факультете политических наук учат?». Сейчас у людей, которые нам привезли политическую науку, появляются только первые ученики. С этой точки зрения мы только начинаем политическую науку в России.

Но, конечно, нельзя сказать, что то, что делалось до нас, не является политической наукой. Например, то, чем занимаются современные классики отечественной политологии – политическая наука, хотя они стал ей заниматься до меня.

Для меня политическая наука – эта та область знания, которая занимается эмпирическим исследованием политических процессов. Под политическим процессом можно понимать как policy, так и politics, однако главное – это позитивистский подход. И с этой точки зрения у нас не так много политической науки, так как у нас довольно сильная традиция политической теории, связанной с политической философией. И для меня это не ненаучно, я к политической теории отношусь с уважением, но мне кажется, что это параллельная по отношению к политической науке область знания. И у нас еще довольно сильно развита прикладная область, которая с наукой практически никак не связана.

Есть мнение, что у нас достаточно хорошо освоены методы и инструментарий, а политической философии как таковой не стало. «Нет, например, мыслителей уровня Ильина».


Когда Вы говорите, что у нас Ильина нет, я бы сказал, что у нас Лейпхарта нет. Вопрос в том, насколько в России хорошо проводятся эмпирические исследования. Если вы посмотрите основные политологический журналы, то обнаружите, что исследований на институциональном уровне у нас очень мало. Люди, которые делают хорошие эмпирические исследования публикуются за рубежом и это говорит о многом. Люди, которые сегодня публикуются в российских журналах – это те, кто плохо пишет по-английски. Не в том смысле, что они его не знают, а в том, что как я плохо пишут на нем. Я могу это делать, но мне значительно проще опубликоваться в России, чем за рубежом. У политической теории в России есть значительный базис, как бы мы не относились к марксизму-ленинизму, все же это значительный теоретический базис. Все же философия была всегда частью образовательной системы.

А в чем причины того, что у нас плохо развиты эмпирические исследования?

Рано еще.

То есть, это вопрос времени?

Нет, это разные вопросы. Связано это с тем, что политическая наука в России появилась поздно, но это не значит, что с течением времени мы добьемся значительных результатов.

Во-первых, в России очень сильная реакционность, по поводу эмпирических исследований. Есть очень большая дискуссия, связанная с тем, что они зародились как своеобразная калька с американской политической науки, а значит применение их теорий невозможно у нас.

Но ведь эмпирические исследования всегда сравнительные, у них нет границ. Есть отличная фраза: «Если вы знаете одно государство – вы не знаете ни одного государства». Нам всегда нужно много случаев. Так как лидером в политической науке являются США, мы очень много берем у них, и в России это вызывает отторжение как на уровне методологии, и на уровне эмпирическом.

Вот вы говорите о том, что у нас хорошо освоены эмпирические методы, но я бы так не сказал.

Что такое политическая наука сегодня? Это количественные методы и теория игр. С этой точки зрения даже я плохо знаю методы: количественные методы я знаю, теорию игр – нет, а политическая наука там.

Мы хорошо освоили качественные методы, мы на ходу осваиваем количественные методы (это мы быстро сделаем). В следующем году мы будем читать курс «Теория игр».

С этой точки зрения, людей, которым не нравится «современная политическая наука» американоцентричная, эмпирическая, их так много в России, что я не думаю, что у нас отличные перспективы для развития методов. Но здесь нельзя отметать развитие политического режима, потому что эмпирическая политическая наука требует свободомыслия. Современная политическая наука очень оппозиционна, не в том смысле, что она «Против Путина», а в том, что она позитивистская и изучает то, как есть. А «то, как есть» очень часто сталкивается с политическим режимом. Поэтому я думаю, что у политологии в современной России очень много проблем.

Вопрос по поводу сообщества. Есть ли, по вашему мнению, оно как таковое? И целостно ли оно или же это отдельные регионы, кланы и так далее?

Я думаю, что российское политологическое сообщество есть, к которому я не принадлежу, не принадлежит практически никто, с кем я работаю, например, не принадлежит Европейский Университет СПб.

Политологическое сообщество состоит из центральных и одних и самых влиятельных российских университетов плюс все региональные политологии, которые существуют, это политологи, которые ориентированы на Москву. Они ориентированы на РАПН, сейчас, наверное, они одновременно ориентированы на РОП.

Сообщество для меня – это люди, которые сами себя признают в качестве российских политологов (групповая идентичность), а с другой стороны это сообщество должно быть признано зарубежным сообществом.

Приезжаешь на конференцию РАПН и видишь, что эти люди есть: они друг друга знают, они друг друга любят, они общаются друг с другом, они разговаривают на одном языке, у них есть общие дискуссии.

У меня с этим сообществом не очень хорошие отношения, мне всегда тяжело находиться в этом кругу. Речь идет не об отдельных людях, все они прекрасные, но вот когда они собираются в одном месте становится неуютно.

Признают ли их сообществом за рубежом? – Да. Я в Финляндии обнаружил, что все сообщество Финляндии следит за публикациями, работает с сообществом политологов России.

Проблема заключается в том, что в России увеличивается число людей, которые не чувствуют себя частью этого сообщества.